Генриетта Рус
Случай воспоминания реинкарнации Генриеттой Рус описан в книге Яна Стивенсона «Реинкарнация. Исследование европейских случаев, указывающих на перевоплощение».[1]
У исследуемой в этом случае Генриетты Рус никогда не было образных воспоминаний о прошлой жизни. Стивенсон включил этот случай в свою книгу потому, что некоторые её переживания указывают на то, что в некой прошлой жизни она была Росарио (или Росарито) Вейсс, дочерью Леокадии Вейсс, которая была возлюбленной и верной подругой испанского живописца Франциско Гойя (1746–1828 годы).
Краткий обзор случая и его исследование
Генриетта Рус родилась в Амстердаме, Голландия, в 1903 году. Стивенсон не узнал имён её родителей. Её отец был торговцем алмазами средней руки.
В то время она посвятила себя живописи, отодвинув музыку на второй план. Она заслужила стипендию, позволявшую ей учиться в Париже, куда отправилась в 1934 году в возрасте 31 года. Там, в Париже, года через два после переезда, однажды ночью она ощутила зов, почти приказ, подняться с постели и писать до самого утра. Она подчинилась этому зову, подошла к своему мольберту в темноте, какое то время писала, а затем снова легла спать. Утром она обнаружила, что написала голову красивой девушки (илл. 18).
Она показала этот портрет одной близкой подруге, рассказав ей о том, как она написала его ночью. Подруга предложила отнести картину к ясновидящей, которой она доверяла. Генриетта согласилась, хотя и без особого желания. На сеансе у этой ясновидящей Генриетта положила портрет на стол, где уже были разложены разные психометрические предметы,[2] принесённые другими людьми, пришедшими на этот сеанс. Ясновидящая подняла портрет и сказала, что она увидела перед собой буквы, составившие имя ГОЙЯ. Тогда казалось, что Гойя вышел на связь и сказал, что он благодарен Генриетте за то, что она приютила его в Южной Франции, когда он был вынужден покинуть Испанию.
Несмотря на свои занятия искусством, Генриетта почти ничего не знала о личной жизни Гойи, поэтому то, что сказала ясновидящая, не имело для неё смысла. Случилось, однако, так, что в тот же день её пригласил в гости один музыкант, у которого была биография Гойи. Генриетта взяла у него почитать эту книгу и, как только пришла домой, сразу углубилась в чтение. Она очень удивилась, узнав о том, что женщина по имени Леокадия Вейсс (со своей дочерью Росарио) приютила Гойю в Бордо, когда он в конце жизни уехал из Испании в добровольное изгнание.
Генриетта ни разу не заговорила о своём опыте до 1958 года, когда один её знакомый, которому она описала свой опыт, посоветовал ей написать полный отчёт о нём и послать его в Американское общество изучения сознания. Она так и поступила, а Лаура Дейл, которая была в то время редактором, переслала её отчёт Стивенсону (этот отчёт приводится ниже).
Стивенсон начал переписываться с Генриеттой о подробностях её опыта и, с её разрешения, включил краткий рассказ о её случае в свой первый труд о случаях, указывающих на перевоплощение.[3] В 1960 году Стивенсон встретился с Генриеттой в Нью-Йорке, где она тогда проживала. После этого он встречался с ней много раз, когда бывал в Нью-Йорке. У него имелись записи о семи встречах между 1961 и 1976 годами. После 1976 года они встречались редко, но продолжали обмениваться рождественскими открытками и новостями почти ежегодно вплоть до её смерти в Нью-Йорке 1 мая 1992 года.
Эти переживания были у Генриетты более чем за 20 лет до того, как она написала отчёт о них и Стивенсон узнал об этом. К 1958 году уже не было никаких возможностей подтвердить какое-либо из её заявлений о её опыте. Однако всё ещё имелась возможность исследовать в этом случае два вопроса, первый из которых заключается в том, были ли у Генриетты Рус какие либо переживания, подобные трансу, в котором она, по видимому, писала картину под чьим-то влиянием, а второй – в том, какая из двух женщин, проживавших тогда с Гойей в Бордо, – Леокадия Вейсс или её дочь Росарито – вероятнее всего, была той личностью, которая, если ясновидящая была права, переродилась Генриеттой Рус.
Перед тем как, обратиться к этим вопросам, Стивенсон привел больше сведений о ранней жизни Генриетты Рус до момента её необычного переживания в Париже; затем он процитировал отчёт о её опыте, написанный ею в 1958 году.
Ранние годы жизни Генриетты Рус
Необычайные способности к рисованию Генриетта Рус проявила раньше, чем приобрела какие-то другие навыки. В возрасте пяти лет она сделала цветными карандашами портрет отца, на котором он был вполне узнаваем. В 12 лет она нарисовала картину маслом, изобразив двух птиц. (Стивенсон видел эту работу в её студии; ему показалось, что эта картина или намного более старая или как минимум сделана гораздо более опытным художником.) В 16 лет она начала увлечённо писать миниатюры и продолжила бы это занятие, если бы не побоялась испортить зрение за такой работой. В 18 лет она написала портрет матери.
В детстве Генриетта Рус была тихоней и предпочитала сидеть дома, рисовать или читать. Мать уговаривала её больше общаться, но девочке не хотелось этого. А хотела она изучать живопись. Однако родители считали, что такая профессия не к лицу юной девушке из уважаемого семейства Амстердама, поэтому не разрешили ей заняться изучением живописи.
В возрасте 22 лет она вышла замуж за венгерского пианиста Франца Вейсца.[4] Позже она думала, что её больше привлекла его фамилия, чем его личные качества. Однако брак освободил её из под родительской опеки, поэтому в возрасте 24 лет она начала брать уроки живописи в (голландской) Королевской академии искусств. Примерно в возрасте 30 лет она развелась с Вейсцом и вскоре после этого уехала во Францию, страну, которую она скоро полюбила. И хотя в школе французский язык давался ей нелегко, во Франции она быстро его освоила и через несколько месяцев могла уже бегло говорить на нём. Она прожила во Франции – сначала в Париже, затем в Ривьере – приблизительно 20 лет, зарабатывая на жизнь своими картинами. Художницей она была искусной и обладала собственным стилем, но испытывала сильный интерес к копированию и одно время была даже штатным копировщиком в Лувре.
Примерно в 1954 году Генриетта эмигрировала в США, где и жила до самой своей смерти.
Необычный опыт Генриетты Рус в бытность её художницей в Париже
Ниже приведена цитата из письменного заявления Генриетты Рус о её переживаниях, которое она записала 10 января 1958 года.
- Мои занятия в амстердамской Королевской академии приносили мне королевскую награду (подарок лично от королевы Вильгельмины) три года подряд; я использовала её на поездки для работы за границей, в Париж. Денег не хватало, и я останавливалась в маленьком гостиничном номере. У меня была подруга француженка, которую я очень любила. Меня смущало в ней лишь то, что она верила в оккультизм и уповала на него. Я считала её веру истеричной и абсолютно экзальтированной. Я совершенно не верила в такие вещи! Несколько лет я была замужем за известным венгерским пианистом по фамилии… Вейсц. Этот брак был неудачным, мы развелись. Дело было во мне, ведь я не любила его так, как надеялась полюбить… Но удивительно то, что на протяжении многих лет я хотела, чтобы меня называли госпожой Вейсц. Мама часто спрашивала меня: «Зачем ты продолжаешь носить эту фамилию? Если ты развелась, то верни себе девичью фамилию» (в Голландии так и поступают). А я всякий раз отвечала ей: «Не знаю, у меня есть какое то странное чувство. Я не могу объяснить его, но эта фамилия мне идёт. Я чувствую, что неразлучна с ней, что она ближе мне, чем моя собственная фамилия, Рус. Всякий раз, когда я называю себя этой фамилией, у меня возникает такое чувство, будто я говорю о ком-то другом». В общем, я решила быть госпожой… Вейсц Рус.
- Это вступление необходимо; оно имеет большое значение для того, что будет дальше.
- Всё это происходило перед войной.[5] Однажды вечером, когда я была в моём гостиничном номере в Париже, после целого дня работы над чьим-то портретом я почувствовала недомогание. Мне стало дурно; появились страшная головная боль, сердцебиение, одышка. Тогда я легла спать в девять часов вечера, в надежде восстановить силы крепким сном. Внезапно я услышала (не думаю, что в действительности я слышала этот голос ушами – скорее где то во лбу, между глаз) слова: «Не будь такой ленивой, встань и поработай». Сначала я не придала этому никакого значения, повернулась на другой бок и попыталась заснуть… Но потом эти слова прозвучали во второй раз. Я испытала недоумение, но всё же осталась в кровати и изо всех сил пыталась заснуть, но голос прозвучал в третий раз, и теперь уже совершенно отчётливо и громко: «Не будь такой ленивой, встань и поработай». Тогда я встала, потому что всё равно заснуть я не смогла бы, и спросила себя: «Неужели я схожу с ума? С какой стати я должна работать по ночам?!» Но несмотря ни на что, я всё же взяла свой мольберт и вознамерилась поставить его под крошечной электрической лампочкой, свисавшей с потолка (что типично для всех дешёвых гостиничных номеров Парижа), но какая то сила, вошедшая в меня, унесла его в самый тёмный угол комнаты, подальше от света, поэтому я ничего не могла разглядеть. Моя палитра, всё ещё полная красок, была на столе, как и небольшая доска с натянутым на неё холстом. Я взяла их и начала писать, едва осознавая, что делаю, в лихорадочной спешке, и это длилось 45 минут, пока вдруг не почувствовала, что моя правая рука стала невероятно тяжёлой. Я отложила кисти. Поняв, что я прекрасно себя чувствую, что у меня не болит голова, что во мне больше нет внутреннего томления, я вернулась в кровать и почти мгновенно заснула. Когда на следующее утро я проснулась в шесть часов, хорошо выспавшись, то сразу вспомнила… Свой сон?.. А может быть, я в самом деле что то писала?.. Я вскочила с кровати и увидела перед собой красивый небольшой портрет молодой женщины… Её взгляд был устремлён вдаль, к чему то нереальному, невидимому. Меня бросило в дрожь. Что это было? Как объяснить это явление?!
- Я решила пойти к подруге, которая жила всего лишь через квартал от меня, и еле дождалась девяти часов утра. После того как я рассказала ей о случившемся, она, конечно, сразу захотела прийти ко мне. Когда она увидела портрет, то чуть не разрыдалась и воскликнула: «Какая прелесть, Генриетта! Какая же ты молодец! Знаешь, что мы сделаем? Мы отнесём твою картину на заседание общества изучения сознания. По четвергам к ним приходит днём одна ясновидящая, необыкновенно одарённая. Возьми с собой туда свой маленький холст». «Ну уж нет, – ответила я. – Я не стану заниматься всяким вздором, в который не верю!» Но она так уговаривала меня, что я в конце концов сдалась и подумала, что в любом случае это будет забавно.
- И мы пошли. Излишне говорить, что там меня никто не знал. Комната, в середине которой сидела пожилая и чрезвычайно просто и даже бедно одетая женщина, была переполнена. Рядом с ней стоял маленький столик, на который каждый мог положить предмет, о котором он или она хотел что-то узнать. Я устроила свою картину среди по меньшей мере дюжины других предметов, уже лежавших там, и села в укромное место. Новые люди всё прибывали. Я разговаривала с подругой. В комнате было ещё очень шумно… Но эта старуха уже успела схватить мою картину и впасть в «транс». Она запрокинула голову; глаза закрылись, она сильно побледнела, её губы задрожали. И она медленно, поначалу очень медленно, начала говорить…
- И вот что она тогда сказала: «Я вижу очень крупные золотые буквы. Передо мной составилось имя: ГОЙЯ… Сейчас он обращается ко мне с речью. Этот человек говорит, что он был великим испанским живописцем. Ему пришлось бежать из родной страны от своих врагов, и вы были той, кто приютил его в своём доме в большом южном городе во Франции до конца его жизни. И он до сих пор так благодарен вам за это, что хочет наставлять вас. Но он недоволен, ведь вы слишком сильно сопротивляетесь, и вы также сильно привязаны к своему академическому образованию.[6] Вы никогда не расслабляетесь и не позволяете ему вести вас, вы сопротивляетесь ему, поэтому он заставил вас писать в темноте, чтобы вы не могли видеть то, что делаете. Он говорит: «Вы достигаете прекрасных результатов простыми средствами. Краски на ваших картинах теплые, и всё в них хорошо».
- Должно быть, эта женщина говорила в этом духе минут 15, не меньше. Сначала я с недоумением глядела в её сторону, но, когда мы с подругой наконец вышли, я успокоилась. Моя подруга, конечно, была невероятно возбуждена. Уверенная в своём триумфе, она сказала: «Что теперь скажешь?» Но я ответила: «Не знаю, всё это очень странно. В телепатию я действительно верю и думаю, что она объясняет произошедшее. Я знаю, что я художница, и осознаю, что писала картину в темноте. Я знаю, что у меня академическое образование, и понимаю, что я пользуюсь простыми средствами. Ты знаешь об этом не хуже меня. Наверно, она прочитала наши мысли. Только один момент смущает меня… Гойя в этой истории. Я ничего не знаю о его жизни». (Дело в том, что в то время об этом человеке ничего не читали ни я, ни моя подруга, которая занималась бизнесом.) Вот так закончился тот день. Я всё ещё была полна сомнений.
- Нужно ещё сказать, что в тот же вечер меня впервые пригласили в дом одного известного французского музыканта. Как только я вошла в комнату, моё внимание сразу приковала одна из книжных полок. Какое заглавие я увидела первым? «Жизнь Гойи» (La vie de Goya). Я рассказала хозяйке о том, что произошло со мной в тот день, и призналась, что мне не терпится прочесть эту книгу. Она позволила мне взять её домой; оказавшись в своей комнате, я немедленно открыла её где то посредине, и то, что я увидела, было столь потрясающим, что я не верила собственным глазам! А увидела я мою собственную фамилию: Вейсц.
- «Вейсц» – именно так и было написано. А при фамилии было имя Леокадия.[7] Леокадия Вейсц была подругой Гойи в Бордо (большом южном городе во Франции, о котором говорила эта женщина [ясновидящая]), он жил в её доме до самой смерти.
- Наконец то нашлось объяснение моему желанию сохранить эту фамилию: когда то прежде я уже носила её! Мне словно кто то говорил: «А ты ещё не хотела верить – так вот же тебе доказательство».
Потеря Генриеттой Рус влечения к фамилии Вейсц
После своего необычного опыта в Париже, который имел место (ориентировочно) в 1936 году, Генриетта Рус почувствовала, что властное притяжение фамилии Вейсц исчезло почти немедленно. Тогда она без труда отказалась от этой фамилии и с тех пор подписывала свои картины просто «Рус», а не «Вейсц Рус», как она это делала со времени своего замужества, а потом ещё три года после развода вплоть до этих переживаний в Париже.
Более поздний опыт непривычно быстрого рисования у Генриетты Рус
После первого опыта быстрого рисования в темноте, полученного в Париже, у Генриетты были четыре других сходных с ним опыта, когда она писала с необыкновенной скоростью, непринуждённостью и мастерством.
Наиболее примечательный из этих опытов имел место в 1953 году, когда Генриетта жила в Ницце и перебивалась случайными заработками, работая портретисткой. Ей поручили написать портрет одного пожилого богатого человека, который не хотел, чтобы его рисовали, но всё таки неохотно согласился по настоянию дочери. Когда Генриетта пришла к нему домой, на большую виллу на Ривьере, она встретила там не только самого натурщика поневоле, но и всё его семейство вместе с детьми и домашними животными, скучившееся в одной комнате, где она должна была работать. Люди толпились вокруг неё, и атмосфера была гнетущей. Вдобавок, много работавшая до этого дня, она была изнурена и обессилена. Она подумала, что в таких обстоятельствах написать портрет будет невозможно. Она установила свой мольберт и взяла краски, но тут почувствовала неодолимое отчаяние и усталость. В этот момент она стала горячо просить в мыслях Гойю помочь ей. Почти сразу она нашла в себе силы писать и очень скоро изобразила на холсте своего натурщика с удивительным сходством. Вся семья была в восторге от того, что она сделала лишь за несколько минут, и тогда же отношение натурщика к ней переменилось, и впредь он уже не капризничал. Этот портрет стал одной из самых удачных её работ, он был написан не в темноте.
В своём втором опыте (также во Франции) Генриетта, казалось, писала машинально, словно в полуобморочном состоянии. Ко времени когда Стивенсон поговорил с ней об этом, в 1960 году, она забыла подробности обстоятельств, в которых это произошло. Она поминала, что и на этот раз на неё воздействовала какая то неведомая сила – так вновь возникла ситуация, очень напоминавшая тот день, когда она в 1953 году написала портрет в Ницце. Это был портрет маленькой девочки, тонкой, как тростинка.
Третий случай такого же типа произошёл в 1960 году, когда Генриетта (тогда уже жившая в США) получила заказ написать портрет с фотографии. Она никак не могла заставить себя взяться за эту работу, а затем неожиданно приступила к ней и закончила её очень быстро. Она описала Стивенсону этот опыт в беседе с ним, а также в письме, датированном 30 января 1961 года, из которого Стивенсон цитировал следующее описание:
- В прошлом я много раз хотела написать этот портрет. Стоило мне вознамериться взяться за работу, как что-то удерживало меня от этого, и каждый раз я опускала кисть, не успев коснуться ею холста. На этот раз я даже не думала о работе над этим портретом, как вдруг (за несколько секунд!) я встала перед своим мольбертом и сделала портрет за полтора дня. Всё вокруг меня исчезло, суета мира не касалась меня, я забывала даже поесть. Когда у меня иногда звонил телефон, я отвечала, что сейчас не могу говорить. Я ощущала то же упоение, что и в тот раз, когда писала «лицо девушки» [здесь Генриетта имеет в виду портрет, написанный ею в Париже приблизительно в 1936 году]. Меня до сих пор не покидает это чувство недоумения, и я то и дело задаюсь вопросом о том, как же я это сделала!
В конце своего письма Генриетта прокомментировала успех этого портрета, который не только она, но и другие люди считают одной из лучших её работ. В том же письме она также ответила на вопрос, заданный Стивенсоном прежде, когда он хотел выяснить, пыталась ли она в том случае призвать на помощь Гойю, сознательно обратившись к нему с просьбой. Она ответила: «В тот раз я не звала на помощь Гойю, поскольку не находилась в безвыходном положении, как тогда в Ницце».
Четвёртый случай такого рода произошёл в 1965 году. Генриетте снова поручили написать портрет, на этот раз довольно важный, поскольку в случае успеха за ним могли последовать дальнейшие заказы. Однако тогда не было ощущения невыносимости ситуации, как в ситуации в Ницце, в 1953 году. Стивенсон снова приводит её собственное описание этого опыта из письма ко нему, датированного 28 января 1966 года:
- Дело в том, что вопреки своей обычной манере писать портрет с фотографий я начала эту работу немедленно, почувствовав непреодолимое желание выполнить её. Вообще-то, мне нужно держать фотографию перед собой примерно неделю для того, чтобы в процессе ежедневного созерцания её, как можно чаще, ощутить этого человека перед тем, как начать наносить краски на холст. На сей раз у меня было такое чувство, будто я знаю. Мне было известно и то, какие у неё [женщины, чей портрет она должна была написать] были черты лица и какую одежду она обычно носила. На самом деле когда её зять предупредил меня о том, что она никогда не носила одежду чёрного цвета (как на фотографии), но всегда синего цвета, я уже изобразила её на портрете в синем платье. Обычно я боюсь показывать портреты семье, поскольку не знаю, какой будет их реакция… В конце концов, она была для них родным человеком. На этот раз у меня не было опасений! Я просто знала о том, что написала её именно такой, какой она была! По сути дела, этот портрет появился очень быстро и легко, без какого либо принуждения. Всё это кажется мне удивительным… Мой порыв был необычайным. Делая портрет с фотографий, я, как правило, не испытываю большого вдохновения.
Генриетта Рус написала этот портрет за два дня, то есть очень быстро.
Такие случаи, как четыре только что упомянутые и первый, парижский, около 1936 года, были исключительными в карьере художницы Генриетты Рус. Они происходили в пределах почти 30-летнего периода. Она не заявляла о том, что постоянно находилась под влиянием Гойи в своих ежедневных занятиях живописью. В этом смысле она не высказывала и никаких догматических суждений о влиянии Гойи даже в этих пяти особых случаях. Она лишь настаивала на том, что они имели некоторые общие особенности и контрастировали с её обычным опытом в живописи. В этих особых случаях она обычно утомлялась или по какой то иной причине писала через силу. Затем она совершенно неожиданно «оказывалась», если так можно выразиться, способной писать с гораздо большей скоростью, мастерством, непринуждённостью и уверенностью, чем обычно. Она никогда не осознавала никакого «присутствия», под которым Стивенсон подразумевал какое-либо ощущение характерных черт другой личности. Только в первом случае из всех эпизодов (в Париже) она писала в темноте.
Комментарий
Гойя часто писал очень быстро,[8] и об этом стоит упомянуть в связи с необычной скоростью рисования Генриетты Рус в тех случаях, когда, как она верила, ей помогал дух Гойи.
Знания Генриетты Рус о Гойе до 1936 года
Генриетта немногое знала о Гойе как о художнике и была абсолютно уверена в том, что она ничего не знала о его личной жизни и точно не слышала о его изгнании в Бордо. Во время её обучения в Королевской академии искусств в Амстердаме у неё не было курса по истории искусств.
Определение наиболее вероятной предшествующей личности
Как узнала Генриетта, Гойя жил в Бордо с Леокадией Вейсс. Казалось бы, естественно предположить, что если этот случай наилучшим образом объясняется перевоплощением и временной одержимостью, то предшествующую личность Генриетты можно увязать с Леокадией Вейсс. Но была ли она Леокадией? Генриетта сама первая выразила сомнение в этом в ходе одной из встреч со Стивенсоном, в 1966 году. Она приобрела экземпляр La vie de Goya д’Орса (1928),[9] биографию, которую она читала в Париже в 1936 году. Она ещё раз перечитала пассажи, касавшиеся Леокадии Вейсс. Там нигде не было сказано о том, что Леокадия когда либо рисовала; но у неё была дочь по имени Росарио, которую часто называли Росарито, которая рисовала. Генриетта предположила, что в таком случае она, возможно, в предыдущей жизни могла быть именно Росарито, а вовсе не Леокадией.
Это предположение подвигло Стивенсона исследовать сведения о жизни Леокадии и Росарито с целью узнать, были ли у Росарито другие черты, общие с Генриеттой, кроме умения рисовать. Для этого Стивенсон изучил другие биографии Гойи и некоторые статьи, описывающие его последние годы во Франции. Вооружившись этими знаниями, Стивенсон стал расспрашивать Генриетту (во время беседы в 1968 году) о её интересах, симпатиях и антипатиях, а также о других относящихся к делу сторонах её жизни. Свои вопросы Стивенсон строил таким образом, чтобы она не могла догадаться о том, какие ответы я от неё ожидал; он и сам не был уверен, какие ответы ему следует ждать от неё. Генриетта Рус уже была знакома с некоторыми страницами из жизни Гойи (и жизни Вейссов), поскольку она к тому времени прочитала биографию д’Орса, хотя и отрицала, что читала что-то ещё.
Далее Стивенсон вкратце описывает биографию Леокадии Вейсс и её дочери, Росарио.[10] После этого он сводит воедино соответствующие сходства между их жизнями и чертами Генриетты.
Леокадия Вейсс
См. также
Примечания
- ↑ Стивенсон Я. Реинкарнация. Исследование европейских случаев, указывающих на перевоплощение». ООО ИД «Ганга»; М., 2018.
- ↑ Многие ясновидящие и медиумы полагают, что касание и удерживание предмета, принадлежавшего умершему, облегчает установление связи с этим человеком после его смерти. Ости (Osty, E. 1923. La connaissance supra normale: Etude experimentale. Paris: Felix Alcan. (English edition: Supernormal faculties in man. Translated by S. de Brath. London: Methuen and Company, 1923.)) описал примеры использования психометрических объектов французскими медиумами.
- ↑ Stevenson, I. 1960. The evidence for survival from claimed memories of former incarnations. Journal of the American Society for Psychical Research 54: 51–71 and 95–117.
- ↑ Вейсц – это венгерский вариант написания фамилии Вейсс, которую можно встретить в Германии и во Франции. В большинстве биографий Гойи и статей о нём эта фамилия пишется как Вейсс, но иногда как Вейс.
- ↑ Подразумевается Вторая мировая война. Генриетта Рус позже датировала этот опыт (вероятно) 1936 годом.
- ↑ Столь неприязненное отношение к суровому академизму в преподавании живописи было типичным для Гойи. Халл (Hull, A. H. 1987. Goya: Man among kings. New York: Hamilton Press.) писал: «Гойя стремился освободить молодых художников от формул в стиле смирительной рубашки, каким учат в академиях, поощрял их раскрывать божественную природу во всех её проявлениях. Этот призыв освободить художника вылился в его обращении к [королевской] Академии [в Сан Фернандо] 14 октября 1792 года [Goya, F. de. 1981. Diplomatorio. Edited by A. C. Lopez. Zaragoza: Libreria General, стр. 310–312]. И он действительно верил в то, о чём говорил» [стр. 77].
- ↑ Когда Стивенсон впервые встретился с Генриеттой, она вспомнила название (по-французски) этой книги, которую она одолжила и прочла. Книга называлась La vie de Goya. Тогда она не смогла вспомнить, как звали автора. Однако в 1966 году она была уверена в том, что книга с таким названием была биографией, которую написал Эухенио д’Орс (d’Ors, E. 1928. La vie de Goya. Translated by Marcel Carayon. Paris: Gallimard.). Во французском переводе этой работы фамилия Леокадии и Росарио была написана как Вейсс.
- ↑ Hull, A. H. 1987. Goya: Man among kings. New York: Hamilton Press.
- ↑ d’Ors, E. 1928. La vie de Goya. Translated by Marcel Carayon. Paris: Gallimard.
- ↑ В качестве вторичных источников сведений о Леокадии и Росарио Вейсс Стивенсон использовал книги и статьи Батикла (Baticle, J. 1986. Goya d’or et de sang. Paris: Gallimard.), Галла (Hull, A. H. 1987. Goya: Man among kings. New York: Hamilton Press.), Лафонда (Lafond, P. 1907. Les dernieres annees de Goya en France. Gazette des beaux arts. 1: 114–31 and 241–57.), Санчеса Кантона (Sanchez Canton, F. J. 1951. Vida у obras de Goya. Madrid: Editorial Peninsular.) и Стокса (Stokes, H. 1914. Francisco Goya. New York: G. P. Putnam’s Sons.). Фок и Эчеверрия (Fauque, J., and Etcheverria, R. V. 1982. Goya у Burdeos. Zaragoza: Ediciones Oroel.) дают ценную подборку сведений о жизни Гойи в Бордо. Исследованные Стивенсоном первичные источники – это письма самого Гойи (Goya, F. de. 1981. Diplomatorio. Edited by A. C. Lopez. Zaragoza: Libreria General.), свободолюбивого поэта Леандро Фернандеса Моратина (Moratin, L. F. de. 1929. Epistolario de Leandro Fernandez de Moratin. Madrid: Compania Ibero Americano de Publicaciones.) и Леокадии Вейсс (Bordona, J. D. 1924. Los ultimos momentos de Goya. Revista de la Biblioteca, Archive у Museo. 1: 397–400.). Работа д’Орса, которую уже цитировал Стивенсон, грешит неточностями, написана почти как роман и лишена каких либо ссылок.
Джузеппе Коста • Бьянка Баттиста • Алессандрина Самона • Бланш Куртен • Лаура Рейно • Георг Нейдхарт • Кристоф Альбре • Джеймс Фрейзер
Глэдис Декон • Дженни Маклеод • Кэтрин Уоллис • Карл Эдон • Уилфред Робертсон • Джиллиан Каннингем • Дэвид Льювелин • Грэхем Ле-Грос • Джиллиан и Дженнифер Поллок • Надеж Жегу • Вольфганг Нойрат • Гельмут Крауз • Альфонсо Лопес • Гедеон Хэйч • Эйнар Йонссон • Дитта Ларусдоттир • Марья-Лииса Каартинен • Тару Ярви • Пааво Сорса • Самуил Хеландер • Теуво Койвисто
Дженни Маклеод • Томас Эванс • Уильям Хенс • Уинифред Уайли • Джон Ист • Трауде фон Хуттен • Луиджи Джоберти
Рупрехт Шульц • Эдвард Райалл • Питер Эйвери • Генриетта Рус